— Позвольте, как задержать, на основании чего? — я была в шоке от происходящего, потому что сидеть за решеткой, было… да даже на последнем месте желаний не стояло. — У меня маленький несовершеннолетний ребенок, кто о нем позаботится лучше, чем родная мать? И что за фарс вы здесь разыграли? Вне зависимости, стала бы я отвечать или нет, вы бы все равно меня арестовали?
— Мы вас не арестовывали, только ограничиваем вашу свободу, что является мерой процессуального принуждения, а не мерой ареста. Вы просто побудете в следственном изоляторе до начала производства следственных действий.
В кабинет вошли новые сотрудники — мужчина и женщина, облаченные в форму. Пока мужчина выкладывал из принесенного с собой чемоданчика непонятные для меня предметы, женщина вежливо попросила пройти в соседнюю комнату для личного досмотра. Провела его она быстро, профессионально, не поленившись прощупать даже косточки в снятом бюстгальтере, швы белья и одежды, а также, вытащив шнурки из кроссовок и вернув их после того, как проверила на прочность, изогнув бедняг во всех положениях, буквально вывернув наизнанку. Все это время я стояла голая, босыми ногами на холодном полу, и старалась отрешиться от неприятной процедуры, непроизвольно вздрагивая от уверенных рук, приподнимавших мои груди, руки на предмет осмотра подмышек или раздвигавших ягодицы. И пусть все походило на обычный медосмотр и проводила его женщина, но ощущения были просто ужасные по своей унизительности. Но я и это стойко вытерпела. Подождав, когда я приведу себя в порядок, женщина провела меня обратно в кабинет и, доложив, что запрещенных предметов не обнаружено, получила из рук мужчины небольшую емкость, и вместе со мной прошла в туалет, где попросила пописать в эту посудину для анализа. Правда, посещение туалета меня только порадовало своей своевременностью, я давно хотела туда, по все более настойчивому требованию организма. Но происходившее совсем не нравилось и напрягало все больше своей уверенной методичностью. Эти люди знали, что делали и для чего, в отличие от меня, все больше приходившей в недоумение.
Вернувшись в кабинет, меня попросили снова присесть на стул. Теперь к своим обязанностям приступил второй мужчина, взяв смывы с рук и, пошурудив под ногтями, он, аккуратно и последовательно запечатал все пробирки и баночки, расположив каждую в отведенное место чемоданчика. Для чего-то взял кровь из вены, предварительно перетянув жгутом. Последними, с меня сняли отпечатки пальцев, после чего настоятельно захотелось помыть руки раз так пять сразу. И только после этого, наконец, повели в место, где мне предстояло ночевать.
Я даже не подозревала, что могу оказаться когда-нибудь в самой настоящей клетке. И не для содержания животных, а для человека. Как иначе назвать это помещение, где две стены от потолка до пола зарешечены толстыми стальными прутьями, а вдоль выкрашенных синих стен двух остальных, расположены непонятного вида то ли лавки, то ли деревянные топчаны, с одного взгляда на которые заранее начинали ныть бока и спина. Где и лечь-то нормально невозможно, а уж уснуть… Да, шикарная ночка мне предстояла. Единственное, что немного успокаивало, что в этом синем бомжатнике я была пока одна. Хорошо, не нужно опасаться чужих приставаний или действий, что показывают в сериалах. Решив не заморачиваться, свернулась калачиком на сиденье и начала думать о произошедшем. Раз меня сразу не отпустили, то это может означать только два варианта. Или у них на меня ничего нет и они специально запугивают, чтобы в растерянности я наговорила побольше, чтобы сказанное потом и предъявить. Или второй вариант, что пугает меня гораздо больше первого, и более вероятный в моем положении — у них есть готовый план, согласно которому они и действуют.
Значит, Алексей решил лишить меня свободы на долгий срок, чтобы развязать себе руки и выиграть время. Ему это жизненно важно, а как он это сделает, другое дело. Может, подкупит того же следователя моими же деньгами. Может, уже заручился поддержкой кого-то из конкурентов, решивших под шумок прибрать себе такой вожделенный кусок добычи. Алексей может предложить продать весь бизнес отца буквально задешево, лишь бы получить бесценный нал и слинять с ним, как та крыса с тонущего корабля. И пусть потом новые владельцы сами разбираются с бывшей женой и сыном, это их забота, как и то, какими средствами они заставят меня передать все в их владение. Вот дура, ну почему я не увидела, к чему все ведет? Почему смотрела на него, как на нормального человека, а не на подонка под красивой вывеской? Если он столько лет предавал меня с Марго, то откуда в его паскудной душе могли остаться зародыши человечности. Предав однажды, второй раз сделаешь следующий шаг легче, а затем даже не оглянешься, предательство войдет в привычку. А кто это, маленький ребенок, твоя жена, старая больная женщина или немощный старик — какая разница? Ты же идешь к своей цели не смотря вниз, просто шагая по головам, вон как по-разному смешно трещат их головы. С резким или тихим хрустом, молча или с криком, раскалываясь под твоим большим, начищенным до блеска брендовым ботинком. Какие угрызения совести, кому они нужны и где завалялись эти реликтовые пережитки? Есть только твои желания, а каким способом они достигнуты, да кто про это вспомнит года через два? А через десять, когда ты будешь стоять под ослепительными софитами на вершине успеха, по праву занимая положенное тебе место?! Какая там совесть, вы вообще, о чем?
Такие люди понятия не имеют о таких вещах!
Вертясь с боку на бок, то проваливаясь в полудрему, то выпадая из нее, я все же пережила эту ночь. Говорят, что люди привыкают и приспосабливаются ко всему и даже могут спать стоя, но это явно не мой случай. Как можно спать при включенном свете, на жестком ложе без подушки и одеяла? И откуда тут непуганые тучи комаров, в каких подвалах и застенках они здесь взрастают?
Нельзя на секунду глаза закрыть, как становишься деликатесом для этих кровопийц. Вон, теперь чешусь вся, как шелудивая, раздирая кожу практически до крови. Они и так меня за ночь сколько ее лишили, убивцы ненасытные! Москитолла на вас нет, гады!
Но, несмотря на явный недосып и прочие неприятности отдыха в зарешеченном помещении, чувствовала я себя гораздо лучше, чем накануне, что откровенно обескураживало. Не было головной боли, не тюкало в виски, не тряслись руки и тело. Вот только желудок напоминал тянущей болью пустоты, что никто не позаботился забросить в него хоть маленькую булочку, желательно с горячим кофе. Да что там кофе, просто дали бы бутерброд с чем-нибудь, я и его сейчас с удовольствием бы сжевала. Или они тут заключенных голодом морят, чтобы на все согласны были? Я есть хочу. Меня полагается кормить? О чем я и спросила в первую очередь у полицейского, когда он стал открывать дверь моей клетки, гремя внушительной связкой ключей.
— Не положено, — хмуро ответил он, удивляя меня с самого утра.
— Что значит, не положено? — задала риторический вопрос, мысленно надеясь, что меня отпустят и я смогу поесть сама.
Или меня не положено кормить по каким-либо причинам? Размышляя о таком насущном вопросе своего пропитания, я не сразу заметила, что ведут меня совсем не в знакомый кабинет, а в другое помещение, где находился вчерашний следователь и невысокий мужчина в гражданском костюме с плотным портфелем, который он сразу поставил на стол. Он оказался моим адвокатом.
